Навигатор по корпусу

Периодизация:
Имперский период
Советский период
Постсоветский период

Социокультурные угрозы в официальных документах имперского периода (аналитическая справка)

Сравнивая политический язык официальных документов имперского, советского и постсоветского общества, прежде всего, следует отметить «минимализм» и предельную функциональность первого из них. Манифест об усовершенствовании государственного порядка от 17 октября 1905 г., Указ «Об укреплении начал веротерпимости» 17 Апреля 1905 г., Манифест о роспуске II Государственной Думы, «Высочайше утвержденные Основные Государственные Законы» от 23 апреля 1906 г., Манифест от 20 июля (1 августа) 1914 г., Манифест об отречении Николая II от престола и другие документы рубежа XIX—XX вв. определяют лишь общие рамки работы государственных институтов. Уточнение деталей, соотнесение текущих задач с прошлым или будущим развитием общества, вопросы социально-культурной сферы выходят за их рамки и регламентируются на уровне административных практик более низкого уровня, не связанного с верховной властью. Подобный функционализм вызван, во-первых, спецификой монархической системы, не склонной умалять величие государя и его решений отсылкой к интересам общества и его культурным представлениям, — речь идет о принципиально иной стратегии легитимации и телеологии политических действий. В этой модели только государь может выступать инициатором действий (актором), а общество, разные социальные группы и отдельные граждане оказываются объектом его заботы даже не сами по себе, но в составе «державы нашей». Во-вторых, юридизм государственной историографической школы и консервативное течение общественной мысли во многом поддерживали эти установки, помещая в центр исторического развития именно государство (персонифицированное фигурой суверена) и отодвигая вопросы экономики и культуру на задний план.

В результате основополагающей угрозой в официальных документах рубежа XIX—XX вв. остаются «социальные потрясения», в XVIII—XIX вв. понимаемые как заговор, а теперь более широко и расплывчато как «увеличение смуты и разложение государства» («Высочайший Манифест о роспуске II Государственной Думы»), «угроза целости и единству державы нашей» (Манифест 17 октября 1905 г.). Если в XIX в. агенсом данной угрозы выступают «заговорщики» и «радикалы», то в условиях социокультурного кризиса рубежа веков фигура такого агенса все более размывается. Чаще всего в официальных документах источник угрозы не называется напрямую: речь идет об абстрактной возможности, с которой можно идентифицировать все более широкие (постепенно радикализующиеся) социальные круги. При этом минимальная пролиферация метафор вела к непониманию гетерогенности причин усиливающегося социального недовольства. Угрозы индивиду или обществу игнорируются в рамках этой риторики. Единственной стратегией преодоления угроз безопасности государства провозглашается консолидация всех слоев общества вокруг государя как носителя верховной власти. Ригидность политического языка не способствовала преодолению политического кризиса. Поэтому отречение Николая II cделало невозможным сохранение монархии, преемственности с прежней государственной системой и ее политическим языком.

С другой стороны, в леволиберальной общественной мысли с середины XIX в. набирала силу стратегия, объединяющая умеренных «западников» и сторонников революционных преобразований. Она предполагала противопоставление интересов общества и государственной власти. Основная угроза, с этой точки зрения, исходит от самодержавия, тормозящего социокультурное развитие страны: «Политика демократического цезаризма даже при видимом успехе ведет к упадку, а не к возвышению общественного духа» (Б.Н. Чичерин «Конституционный вопрос в России»). Функционализм политического управления оказывается здесь производным от идей справедливости, и прогрессистского образа будущего, ради которого необходимы реформы или радикальные социальные преобразования в настоящем.

Этот конфликт необходимо рассматривать не только как социальный / политический, но и как конфликт языков, в рамках которых репрезентация угроз становится маркером соотношения будущего и настоящего. Общей проблемой, до сих пор не осознанной носителями этих языков и участниками полемики, стало исходное противопоставление интересов государственной власти и общества, связанное с целым набором сохранившихся до настоящего времени оппозиций: радикалов и консерваторов, прагматизма и идеализма и т.д. Даже политическая и культурная сфера часто противопоставляются (например, в дискуссиях о политике памяти). Полюса этих оппозиций продолжают борьбу за доминирование и, подобно маятнику, поочередно получают преобладание на протяжении ХХ века, но сама оппозиция до сих пор сохраняет свою значимость.

Работа над данным проектом тезауруса социокультурных угроз позволяет перейти от мышления в категориях бинарных оппозиций (государство-общество) к динамической топологии субъект-позиций и компаративному сравнению идентичностей, понимаемых как воплощение длительных исторических и социокультурных процессов, а не эссенциалистские неизменные данности.